Михаил Медведев

 

«Нам часто пишут» — пожалуй, имеет смысл начать именно с этих слов. Ведь посетители сайта постоянно спрашивают — как относиться к гербам (а равно и к другим геральдически релевантным почестям — титулам, орденам), которые жалует дочь покойного Владимира Кирилловича — Мария Владимировна? По сравнению с «шедеврами» «Русской геральдической коллегии» или Бугаева-Понятовского её пожалования действительно выглядят неплохо; имя её известно; она принята в разных — в том числе и хороших — домах. Так не в ней ли следует видеть опору и надежду личной геральдики России?

Ответить односложным «нет» будет просто и точно, но неубедительно. Объяснить в двух словах — не получится. Случай Марии Владимировны требует подробного разбора.

Велико искушение сразу заговорить о собственно геральдической стороне дела: о гербах как таковых, о титулах и орденах, которые также имеют своё геральдическое отражение. Однако куда важнее другое: юридическая фиктивность, отсутствие оснований.

Как известно, свои пожалования Мария Владимировна осуществляет в качестве суверенного главы Российского Императорского дома.

Однако, во-первых, ее действия выходят далеко за пределы прерогатив, доступных главе суверенной, но более не правящей династии.

Во-вторых, сам статус главы династии, на который притязает Мария Владимировна, ей не принадлежит.

I. Династические полномочия

Что относится к формальной сфере ведения главы династии? Разумеется, сама династия: старшинство, титулы, гербы, брачные союзы. А также династические ордена. Вот, собственно, и все. Полномочия главы определяются фамильными обычаями и законами, а также обычаями и статутами орденов. Все остальное (лидерство по отношению к верноподданным, накопленный веками авторитет династии) имеет неформальную природу и должно оформляться соответственно: воззваниями и обращениями, подобающими авторитетному частному лицу, а не «указами» или «пожалованиями», подобающими правителю.

Общим международным принципом уже около двухсот лет является то, что лишенный реальной власти государь не может создавать новых почестей, а вправе лишь сохранять и модифицировать старые (так, нельзя пожаловать приверженцу династии титул или дворянство, хотя можно возвести в степень ордена, дающую дворянство в силу старой привилегии этого ордена; нельзя основать новый орден, но можно жаловать старый, и т. д.). Эти нормы не сводятся к условным приличиям; они имеют сугубо правовое происхождение и укоренены в венской системе обустройства посленаполеоновской Европы.

Пренебрежение подобными рамками возможно, но имеет конкретный смысл: претензию на реальную государственную власть. Когда в ХIХ веке карлистские претенденты на испанский трон жаловали титулы и учредили собственный орден, за этим стояли долгие и грозные годы гражданской войны, временное — но эффективное — овладение частью страны и готовность (то декларативная, то вполне серьезная) продолжить борьбу. Изгнанный из страны король Никола I Черногорский жаловал титулы своим сторонникам, но только до тех пор, пока великие державы не перестали считать его законным главой государства и не признали вхождение его страны в югославскую монархию. Король Умберто II, изгнанный из Италии, жаловал титулы, невзирая на международное признание республиканской власти. Король показывал этим, что считает свое свержение совершенно незаконным; такие действия монарха были, по крайней мере, логичными, хотя статус жалованных им титулов остался небесспорным. Эти люди боролись, как умели. Но Мария Владимировна, имеющая неплохие отношения с российскими республиканскими властями, более того — испросившая себе паспорт Российской Федерации и принявшая гражданство республики, к этому ряду борцов явно не принадлежит. Это же относится и к ее приверженцам. Поэтому покушение Марии Владимировны на подлинно государственные полномочия является фарсом.

А покушение вполне очевидно. Жалуется дворянство, даруются титулы (иногда это оформляется как передача старого титула новым хозяевам, но разница фиктивна: ведь такая передача осуществляется не по праву наследования, а по воле жалующей особы). Кирилл и его сын основали в эмиграции два новых ордена — военный св. Николая (в 1929 году, через несколько лет после того, как гражданская война в России уже была трагически проиграна) и св. Михаила (в 1988 году). Мария Владимировна пошла еще дальше: даровала ордену св. Николая привилегию возведения кавалеров во дворянство, а буквально только что (в августе 2010 года) учредила еще один орден, посвященный св. Анастасии [1].
_______________
[1] Нельзя не упомянуть, что все ордена, основанные Кириллом и его потомками, довольно далеки от российских орденских традиций и оформлены под заметным влиянием немецкой фалеристики. Это служит зримым напоминанием о том, насколько претензия Кирилловичей чужда подлинным реалиям Российской империи.

Знаки (мужской и дамский) учрежденного князем Владимиром Кирилловичем «династического ордена» Св. Михаила Архангела (1988)

Понимают ли сама Мария Владимировна и ее советчики, что эти действия либо являют собой мягко выраженную декларацию гражданской войны, либо откровенно несерьезны? По-видимому, понимают (поскольку время от времени маскируют пожалования, «даруя дворянство» не прямо, а по ордену, или «возрождая» старые титулы), но рассчитывают на невзыскательную, непытливую аудиторию.

Эти же соображения касаются и пожалования гербов. Глава династии вправе распоряжаться лишь гербами членов этой династии, да гербами их супруг и потомков, не вошедших в династию (морганатов и бастардов); в качестве главы династических орденов он может ведать гербами кавалеров. Это не так и мало. Но в остальных случаях утверждение чьего-либо герба выходит за пределы компетенции главы династии.

Итак, даже если считать Марию Владимировну подлинным главой династии, ее пожалования всё-таки оказываются необоснованными.

II. Престолонаследие

Между тем Мария Владимировна не является ни главой, ни даже членом Российского Императорского дома.

Она является вполне легитимной представительницей благородного рода Романовых, княжной Российской Империи с правом на титул «Светлость» и, возможно, также рядовым членом императорского дома Гогенцоллернов, принцессой Прусской (она в разводе с супругом, и нам неизвестно, как решился вопрос о проистекающих из их брака прав супруги). Иначе говоря, она — аристократка, но частное лицо. Отнюдь не государыня.

Да, она довольно широко признается в международном сообществе как представительница российской имперской традиции, глава Императорского дома и династических орденов Империи. Однако эти признания сами по себе не способны придать ей таковой статус.

То, что претензия Кирилловичей на главенство в династии неосновательна, многократно обсуждалось во множестве публикаций, но слишком часто важные аргументы были недоговорены, а неважные и просто ошибочные — выдвигались на первый план. Поэтому имеет смысл заново расставить все акценты.

Как известно, претензия Марии Владимировны на сан и прерогативы главы Императорского дома основаны на претензии ее деда — Великого Князя Кирилла — на сан и прерогативы Императора (включающие в себя сан и прерогативы главы Императорского дома). Однако в 1907 году, вследствие вступления в брак вопреки протесту монарха и действовавшим нормам канонического права [2], Кирилл со всем потомством был отрешен от престолонаследия.
_______________
[2] Брак с двоюродной сестрой противоречил официально принятому Синодом толкованию 54 правила Шестого Вселенского Константинопольского Трулльского Собора (см. указы Святейшего Синода от 19 января 1810 г. и 9 августа 1885 г.). Кроме того, 16 июля 1883 г. Александр III повелел, чтобы, «в случае возбуждения всеподданейших ходатайств о дозволении вступить в браки в подобном близком родстве, объявлялось, что эти ходатайства, как противные церковным канонам, Высочайше повелено оставлять без удовлетворения», а династическое законодательство вообще настаивало на точном соблюдении всех канонических норм. И в общегражданском законодательстве, и в церковном обиходе предусматривались разнообразные практические послабления, но по разным причинам все они были неприложимы к браку Кирилла.

 

Существуют и иные толкования 54 правила Трулльского Собора; но не они лежали в основе действовавшей на тот момент в России системы канонического права.

Воля Николая II была выражена в его резолюции от 15 января 1907 г., наложенной на журнал «Высочайше учрежденного Совещания для рассмотрения вопроса о возможности признания брака Его Императорского Высочества Великого Князя Кирилла Владимировича с бракоразведенной супругою Великого Герцога Гессен Дармштадтского Мелиттою». Эта резолюция гласила:

«Признать брак Вел. Кн. Кирилла Владимировича я не могу. Великий Князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие. В заботливости своей об участи потомства Великого Князя Кирилла Владимировича, в случае рождения от него детей, дарую сим последним фамилию князей Кирилловских, с титулом Светлости, и с отпуском на каждого из них из уделов на их воспитание и содержание по 12 500 руб. в год до достижения гражданского совершеннолетия» [3].
_______________
[3] ГАРФ, ф. 601, о. 1, ед. хр. 2141, л. 8.

Слева — Великий Князь Кирилл (портрет работы худ. К. Е. Маковского, 1880-е гг.); справа — будущая Виктория Федоровна со своим первым мужем, Великим герцогом Эрнстом-Людвигом (немецкая памятная медаль, отчеканенная по случаю их бракосочетания, 1894)

На этом же документе, комментируя замечание одного из участников совещания о том, что детям Кирилла всё-таки могут «быть присвоены положение и титул, которые принадлежали бы им при условии законности в России брака их родителей, а именно положение Князей ИМПЕРАТОРСКОЙ Крови с титулом ВЫСОЧЕСТВА, но, конечно, без прав на престолонаследие, что и следовало бы оговорить в соответствующем Указе», Николай написал: «разумеется[,] надо оговорить». Документ был контрассигнован министром двора, и на следующий день председателю Совета министров было направлено отношение за номером 351 с официальным извещением на эту тему. Резолюция императора была полноценным монаршим указом, имевшим в принципе такую же силу, как и торжественно объявленный манифест.

Документ содержит три совершенно раздельных положения: помимо обустройства возможного потомства Кирилла, резолюция заявляет, во-первых, о непризнании брака (что подразумевает внебрачный статус потомков и совершенное отсутствие у них каких-либо потомственных прав) и, во-вторых, об отрешении от престолонаследия самого Кирилла и об исключении прав престолонаследия в отношении его потомков (последнее, казалось бы, можно было не оговаривать в случае непризнания брака — но Николай II счел необходимым, на случай обсуждавшегося совещанием «развития сюжета», исключить все возможные сомнения).

Уже 22 января 1907 г. было созвано новое совещание, на этот раз — для обсуждения вопроса о практических путях устранения Кирилла от престолонаследия. К этому времени было ясно, что и Кирилл, и его отец Великий Князь Владимир не собираются мириться с позицией императора и намерены добиваться ее пересмотра, вплоть до формальной апелляции к Основным законам. На мирное принятие Кириллом своей участи рассчитывать не приходилось. Между тем Николай II желал избежать развития скандала и его обнародования. Эта проблема и подлежала обсуждению на совещании.

Участники совещания разделились во мнениях. Одни полагали, что воля монарха уже изъявлена, и вопрос о праве Кирилла на престол более не актуален — этого права больше нет. Другие указывали на то, что исключение Кирилла из порядка престолонаследия противоречит Основным законам Империи (в которых был определен общий порядок престолонаследия, а в качестве конкретной меры предусматривалось не отрешение от престолонаследия монархом [4], а отречение самого члена династии); сторонники этого мнения полагали, что Кирилла необходимо вынудить к «добровольному» отречению. Император не наложил на этот журнал никаких резолюций, однако дальнейшее развитие событий показало правоту первой группы участников совещания — тех, кто расширительно толковал полномочия императора относительно Основных законов в их частях, касающихся престолонаследия и Императорского дома.
_______________
[4] Право императора карать «преслушных» членов династии, лишая их — частично или полностью — династических преимуществ, также утверждалось Основными законами, но в более общих формулах, допускавших разные толкования.

 

В том же 1907 году — ровно через полгода после первой резолюции — последовало косвенное признание брака Кирилла через официальное наименование Виктории-Мелиты супругой и присвоение ей вместе с детьми династического статуса (вкупе с соответствующим титулованием; поэтому более скромным титулом светлейших князей Кирилловских его обладатели так и не воспользовались) [5]. Как явствует из материалов первого совещания, никакого автоматического признания Кирилла или его потомков в качестве способных наследовать престол это не подразумевало. Независимо от генеалогического старшинства ветвь Великого Князя Кирилла приобрела статус «навсегда младшей» ветви Императорского дома.
_______________
[5] «Снисходя к просьбе Любезного Дяди Нашего, Его Императорского Высочества Великого Князя Владимира Александровича, Всемилостивейше повелеваем: Супругу Его Императорского Высочества Великого Князя Кирилла Владимировича именовать Великою Княгинею Викториею Федоровною, с титулом Императорского Высочества, а родившуюся от брака Великого Князя Кирилла Владимировича с Великою Княгинею Викториею Федоровною Дочь, нареченную при Св. Крещении Мариею, признавать Княжною Крови Императорской, с принадлежащим Правнукам Императора титулом Высочества» (РГИА., ф. 1276, оп. 3, д. 961, л. 5).
Замечательна формулировка — слов о признании брака нет, это лишь имплицируется, вопрос решается как бы мимоходом и в форме «снисхождения».

 

При этом Николай II вновь поставил себя «как бы выше» Основных законов, поскольку с формальной точки зрения на эти же законы брак члена династии, заключенный вопреки воле монарха, никак не мог считаться династическим браком, и его было невозможно легитимизировать post factum — Основные законы никак не предусматривали этого. Но, с точки зрения самого императора, он не нарушал Основных законов как общих норм государственного устройства, а принимал решения ad hoc — в отношении частных случаев применения этих общих норм и в рамках своих полномочий главы Императорского дома.

То, что решение Николая II о признании брака Кирилла было принято всем государственным аппаратом, показывает, что император был вправе принимать подобные решения, развивая и дополняя Основные законы. Следовательно, правомочно было и отрешение Кирилла от престолонаследия.

Сторонники претензии Кирилловичей обычно настаивают на превосходстве буквы Основных законов. Но тогда брак Кирилла вообще не мог быть признан действительным — даже в случае его собственного воцарения.

Так или иначе, потомство Кирилла не имеет никаких прав на престол (и на главенство в династии). Оба мнения, высказанных вторым совещанием, обозначают стенки того тупика, в котором находится претензия Кирилловичей.

Среди множества возражений [6], которые выдвигают сторонники этой претензии, есть минимум два заслуживающих внимания.
_______________
[6] В их числе — и элементарные фальсификации (например, широко распространенное утверждение о том, что Николай II утвердил журнал второго, а не первого совещания, якобы поддерживая мнение второй группы участников). Об этом здесь и говорить не стоит.

 

Первое состоит в утверждении, что династическое достоинство неразрывно сопряжено с правом наследования. Но это не так. Обратному много примеров и в истории иных европейских династий (например, антикатолические ограничения в британском династическом праве), и в российской истории (здесь уместно прежде всего вспомнить отрешение царевича Алексея Петровича от права на престол при сохранении за ним династического достоинства и титула; эпизод имел самые трагические последствия, но из песни слова не выкинешь).

Другое возражение гласит, что в истории европейских династий признание династических ранга и титулов всегда, по умолчанию, означало признание прав престолонаследия. Этот красивый и сильный аргумент, который, однако, к обсуждаемой ситуации попросту неприменим. Во-первых, не было никакого «умолчания»: как мы знаем из материалов первого совещания, законодатель предусматривал возможность дарования потомкам Кирилла династических титулов и преимуществ, но — и именно! — за вычетом права на престол. Во-вторых, и отказ в престолонаследии, и признание незаконного брака были не непосредственным следствием общих династических норм, а следствием конкретных и чрезвычайных решений императора, которые должны толковаться «так, как сказано». Следует учитывать, что Основные законы специально оговаривали действительность любых узаконенных норм, если они не отменены прямо и однозначно последующими актами. Поэтому никакой автоматической отмены резолюции от 15 января 1907 г. последующий «прощающий» указ 15 июля 1907 г. не подразумевал.

Почему же после революции и гибели императорской семьи Кирилл позволил себе претендовать на императорский сан и не получил достойного отпора, основанного именно на отрешении его от престола Николаем II?

По двум причинам. Первая — практическая: следующий в порядке наследования, брат Кирилла Великий Князь Борис, лишенный амбиций и живущий в морганатическом браке, не был альтернативой Кириллу и поддерживал старшего брата (хотя никакого акта, который можно считать полноценным отречением в пользу Кирилла, Борис не подписал; но, возможно, подписал бы, если бы оппозиция к Кириллу слишком настаивала на юридической стороне дела). Это долго связывало руки «антикирилловцам».

Слева — извещение о кончине Кирилла Владимировича (1938); справа — Великий Князь Борис Владимирович в изгнании (1920-е гг.)

Вторая причина — культурно-моральная. Романовы разделяли общее русское недоверие к моральной состоятельности буквы закона и стеснялись применять его в полной мере к своим семейным делам. Удобнее и спокойнее было рассматривать весь инцидент с Кириллом как исчерпанный «прощением» 15 июля 1907 г. Однако стоит заметить, что сам Кирилл и его преемники никогда не принимали подобного эмоционального подхода, основывая свои претензии на превратном толковании закона, а не на семейном согласии.

Итак, к потомкам Кирилла никогда не переходили права наследования престола, и, как следствие, Мария Владимировна — не глава Императорского дома [7].
_______________
[7] Достоинство главы Императорского дома неотделимо от престола, а в отсутствие престола (т.е. когда монархия фактически упразднена) наследуется по тем же самым нормам, что и престол. Тот аргумент, что можно не иметь прав престолонаследия, но встать во главе династии, абсурден и неприменим — по крайней мере, к большинству династий Европы и, в частности, к Российскому дому.

 

Но почему же нельзя считать Марию хотя бы рядовым членом Императорского дома?

III. Равнородство

Причина — в неравнородном браке ее отца, князя крови императорской Владимира Кирилловича. Общая суть принципа равнородства — та, что династические браки должны совершаться с представителями владетельных (правящих или равных им по статусу свергнутых) династий; в случае неравнородства супруга и дети не получают никаких династических прав. Каждая династия может вносить свои особенности, уточнения и поправки в применение этого общего принципа. Идея равнородства была исконно чужда дому Романовых, но введена Александром I как заимствование из некоторых западных династических законов, а Александр III вообще запретил неравнородные браки членам династии [8].
_______________
[8] Император никогда не отказывался от права делать исключения из этого запрета в индивидуальном порядке, но стремился свести нарушения к минимуму.

 

С присоединением Кавказа к России престолов лишились многочисленные местные династии, включая два имеющих общее происхождение грузинских царских дома (собственно Грузинский [Карталинско-Кахетинский] и Имеретинский, оба — ветви древнего рода Багратионов) и несколько княжеских. Большинство представителей этих династий присоединилось к российскому дворянству. В силу политических соображений российская верховная власть упорно отказывалась рассматривать эти династии как «равные» и теоретически суверенные, хотя это и было явной несправедливостью, произволом и «неевропейским поведением».

Так, в 1911 году княжна крови императорской Татьяна Константиновна получила высочайшее дозволение вступить в брак с князем Константином Багратион-Мухранским (представителем одной из линий рода Багратионов; Грузинская царская династия признавала эту ветвь — саму по себе невладетельную — в качестве своего «подразделения», т. е. на Багратион-Мухранских должен был распространяться династический статус). Первоначально Николай II заверил семью невесты, что готов рассматривать жениха как равного по происхождению. Но это заверение имело неформальный характер. Специально по случаю свадьбы император, наоборот, отменил запрет на неравнородные браки для князей и княжон крови, оставив его в силе лишь для великих князей.

В 1946 году князь Владимир Кириллович (в своем качестве «главы династии» и «Великого Князя») по запросу Фердинанда Баварского, инфанта Испанского, желавшего отдать дочь за князя Ираклия Багратион-Мухранского, официально объявил о признании за последним (и за всем его родом) династического достоинства. Многие детали этого признания вызывают вопросы и возражения [9], но по своей основной сути – в части признания равнородства Багратионов – оно было похвальным и справедливым. Позже, в 1948 году, женясь на сестре Ираклия Леониде, Владимир, казалось бы, имел основания объявить свой брак равнородным. Однако, не будучи законным главой династии, Владимир не мог менять критерии равнородства по своему усмотрению, и, как следствие, его брак в рамках российского имперского права должен рассматриваться как неравнородный, а потомство от этого брака – как нединастическое.
_______________
[9] Так, Владимир Кириллович относил свое признание только к Мухранской ветви, совершенно игнорируя собственно царские.

IV. Геральдические соображения

Все перечисленные обстоятельства означают, что на Марию Владимировну не распространяются права ни на герб Империи, ни на императорский герб, ни на великокняжеский, ни на какой-либо иной из династических гербов.

Однако, как и другие Романовы наших дней, она вполне может считать гербом своего рода соединенный герб с романовским грифоном и шлезвиг-голштинскими символами, помещенными на груди российского орла. В 1850-х годах этот герб был введен в действие как «родовой Его Императорского Величества герб» (двуглавый орел в этом гербе может показаться щитодержателем, но на самом деле за ним подразумевается золотое поле). С исключением из него андреевской цепи такой герб (см. рис. ниже) является наследственным достоянием монаршего потомства — невзирая на барьеры неравнородных союзов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Кроме того, Мария Владимировна могла бы украшать свой герб княжескими шапкой и мантией, а также избрать себе каких-нибудь щитодержателей — право на все эти элементы ей даёт титул и происхождение. Каковы после развода ее права на прусские символы — это уже вопрос к дому Гогенцоллернов.

Это — то, что касается собственных гербовых прав и преимуществ Марии Владимировны. Будучи частным лицом, она не может устанавливать чужих гербовых прав. В принципе она могла бы «делиться» своим гербом, то есть раздавать друзьям и близким право на включение какого-то элемента своего родового герба в их собственные гербы (это — общее право «дарить своё», принадлежащее любому из нас). Но есть одна проблема: в гербе княжны нет ничего, что принадлежало бы исключительно её ветви рода. Ничего «своего» — все общее, а то и заёмное (российский орел и великолепные короны входят в общефамильный герб Романовых не как собственное достояние, а исключительно как знак монаршей милости). Делиться в этом случае затруднительно…

Впрочем, это теория: на практике Мария Владимировна жалует не добавления к гербам, а гербы целиком. И, независимо от их правовой состоятельности, эти пожалования нередко упоминаются в качестве «довольно приличных» с гербоведческой точки зрения.

К сожалению, образцом благопристойности пожалования Марии Владимировны могут казаться лишь на общем плачевном фоне. Чего стоят введенные ею в 2004 году правила оформления гербов для личных дворян! Казалось бы, всё в порядке: то, что в таких случаях предписан не решетчатый шлем, а закрытый — это даже традиционно и остроумно. Но далее устанавливающий текст гласит: «…непременным отличительным признаком герба личного дворянина является лента с девизом "Лично и пожизненно"».

Это смехотворно. Девиз в гербе по определению является не статусным, а личным знаком. Известны «коллективные» девизы, но они — как лейб-кампанский — обозначали причастность к общему событию, принадлежность к конкретному сообществу, а никак не к безличной категории. Более того, девиз, как и герб вообще, призван быть носителем позитивного пафоса. А здесь он выступает орудием ограничения. Как будто человеку официально дозволили носить мундир, но с ярлыком — «Взято напрокат».

Это — не единственный пример пренебрежения элементарной гербоведческой логикой. Хорошо известен (благодаря довольно изящному дизайну художника А. Яблокова) герб рода Сапожниковых, сочиненный в «Российском Дворянском Собрании» еще при фантазере В. Рикмане, а позже утвержденный Марией Владимировной. В основу герба были положены измененные символы родственного семейства Анастасиевых (ОГ VI, 146). К ним были добавлены кайма (в знак перехода гербовых символов по женской линии) и лазоревая глава щита с короной (в знак принятия герба членом Собрания); но при этом главу с короной добавили внутри каймы, как если бы новая версия герба уже была принята Анастасиевыми в Собрании и лишь затем передана Сапожниковым — а ведь этого отнюдь не было. Или возьмем герб, вместе с княжеским титулом дарованный москвичу В. Лопухину: мало того, что он отражает ничем не доказанную версию о происхождении В. Лопухина из потомков князя Редеди; но уж если эта версия принята, В. Лопухин и без титула, в силу одного лишь происхождения от Редеди, может украшать герб княжескими шапкой и мантией; а в чем же тогда именно княжеские особенности дарованного герба? Конечно, на фоне таких глубин, как «Гербовый матрикул РГО», всё это кажется мелочами, но ведь нельзя всё время занижать критерии!

Нам скажут, что с тех пор, как гербовыми делами при Марии Владимировне занимается управляющий её Герольдией С.В. Думин (входящий также в Геральдический совет при Президенте РФ и имеющий серьезный опыт в гербоведении), дела пошли лучше. Но намного ли? За самим С.В. Думиным Мария Владимировна закрепила герб (версию польско-татарского герба «Мухля»), некогда употреблявшийся его предками по женской линии; Рикман, тот хотя бы добавил каёмочку.

Будем, однако, справедливы. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает; а стремление к солидности и традиционности (пусть иногда спорно понятое) служит «кирилловским» геральдистам не самую плохую службу. Часть созданных ими гербов имеет шанс, независимо от несостоятельности самих актов пожалования, войти в актив российской геральдики.

Конечно, если герб дан роду, возведенному во дворянство самой Марией Владимировной или получившему от нее титул — тогда, как минимум, ранговые (дворянские и титульные) атрибуты в этом гербе несостоятельны. Но если герб с дворянскими атрибутами утвержден Марией Владимировной за подлинно дворянским родом, этот герб вполне можно рассматривать как подлинный — только не в силу пожалования герба, а в силу его принятия самим родом. У Марии Владимировны нет права установить герб для какого-либо рода, но род наделен этим правом сам.

V. Заключение

При этом остается немало открытых вопросов.

Например, как следует рассматривать «правление» Кирилла в качестве главы династии (когда он располагал поддержкой большинства членов династии): как совершенно незаконное явление (все последствия которого ничтожны) — или же как своего рода фактическое регентство, в ходе которого Кирилл, используя в своих интересах согласие династии, в известной мере оказывался и ее, династии, спонтанным орудием?

А как рассматривать династические ордена, до сих пор жалуемые преемниками Кирилла: как фальшивки — или как настоящие ордена, хоть и попавшие под незаконное управление?

В этих и в некоторых иных случаях статус и действия Кирилла и его преемников могут быть рассмотрены в далеко не нигилистическом духе, с волей к наиболее мягким взглядам и решениям.

Именно в этом ключе поступают многие из тех, кто, из вежливости оказывая Марии Владимировне монаршие почести или принимая от нее награды, видит в ней «лишь» традиционного, наиболее общепризнанного представителя романовской традиции. Но здесь следует вспомнить о той непримиримой оппозиции, в которой Мария Владимировна находится по отношении к остальным Романовым, и о том, как критически воспринимается ее образ в России. Оказание ей подчеркнуто особого внимания оскорбительно для Романовых в целом и для многих не принимающих ее россиян — как в отечестве, так и в рассеянии.

Тут уместно вспомнить заявление, сделанное весной 2006 года Русской Православной Церковью. По случаю разговоров о формальной реабилитации Николая II и его семьи (с этой инициативой выступила Мария Владимировна) заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московской патриархата епископ Марк назвал эту инициативу «рекламной кампанией», выгодной «людям, которые пытаются монопольно выступать от имени семьи Романовых». Эта резкая оценка может резюмировать и приведенные в настоящей справке соображения. 

* * *

Опубликовано на сайте «Геральдика сегодня» 17.10.2010