С гербами в России происходит какая-то путаница. С одной стороны, есть древние дворянские гербы, право на которые надо доказывать. С другой — можно запросто, ничего никому не доказывая, заказать создание собственного герба. Кому нужен герб и каковы условия его законного обретения, мы решили выяснить у Михаила Медведева, члена Геральдического совета при Президенте РФ, председателя Гильдии геральдических художников и эксперта в области геральдических правил.

Михаил Медведев перенимал знания у лучших геральдистов Европы, работал — со дня основания и до дня реорганизации — в Государственной герольдии при Президенте Российской Федерации; сегодня же он является членом Геральдического совета при Президенте РФ, председателем Гильдии геральдических художников и признанным экспертом в области геральдических правил. Помимо исторических исследований он практикует, по его собственному определению, «графические упражнения» по созданию всевозможных гербов — для областей, городов, организаций и, выражаясь официально, «частных лиц».

— Как Вы умудрились освоить такую необычную для нашего времени специальность?

— Стечение обстоятельств. Восьми лет от роду я взял в руки книжку, предназначенную для студентов (Е.И. Каменцева, Н.В. Устюгов, «Русская сфрагистика и геральдика»). Сегодня я весьма критически отношусь к ее геральдическому разделу. Но главное то, что там был выражен некий здравый смысл в отношении к геральдике, несмотря на советское время издания. Спасибо покойному автору, Елене Ивановне Каменцевой, и ее учителю — Владиславу Крескентьевичу Лукомскому, который по складу и опыту принадлежал еще к добольшевистскому миру. Книга позволяла разгадать главный секрет, касающийся геральдики: то, что геральдика — это своеобразная культурная игра. Я люблю ее сравнивать с игрой в бисер, описанной Гессе. Но геральдика как игра более многостильна и более общедоступна, чем игра, придуманная Гессе. И нарочито экстравертна.

— В смысле?

— Обращена вовне, к широкой аудитории.

— Вот уж с чем геральдика никак не ассоциируется… Нам казалось, что геральдика — только для посвященных…

— Да, и это весьма распространенный миф о геральдике. На самом деле гербы создаются напоказ. Разумеется, бывают разные «напоказ». Домашнее тоже может быть напоказ, но для тех, кто допущен. И всему этому противоречит иллюзия, согласно которой геральдика — это нечто тайное, наука для немногих, полная недосказанностей, обманных ходов. А задача геральдики прямо противоположная — не спрятать, но заявить, обозначить. И раскрыть себя.

— А как же символизм? Раскрыть смысл можно и тремя словами, даже букв иной раз достаточно… И еще: разве в геральдике нет никаких загадок?

— Картина возникает в нашем сознании. То, что мы называем картиной — это красочные пятна. Их соединяет в образ лишь мысль наблюдающего. Загадочность любого культурного явления — это тоже плод нашего сознания. Чаще всего она возникает из-за того, что мы не дотягиваем до определенного культурного уровня. Значит ли это, что от нас что-то прятали? Быть может, мы просто еще недостаточно выросли, чтобы увидеть? В случае с геральдикой мы похожи на малых детей, которые подходят к накрытому столу. Стол полон яств, которые поставлены там, чтобы их брали, а не для того, чтобы их спрятать. Сегодня многие люди пытаются подойти к геральдике с такой позиции — стянуть скатерть и посмотреть, что же упадет.

— А раньше было по-другому?

— Знаете, Чернышевский относился к геральдике именно так: экая гадость зловредная. Ему тоже было интересно «дернуть за скатерть». Сегодня же мы часто видим, как геральдическую проблематику пытаются упростить до одноклеточности. Острее всего это проявляется в сфере геральдического права, где особенности герба оказываются под крайне ненадежной защитой обычаев и мало кому слышных экспертных суждений...

— А от кого геральдику надо защищать?

— Для очень большой части российской аудитории в мире символов вообще ничего не изменилось с советских времен. И есть люди, которые находят некое наслаждение в том, что ничего будто бы не изменилось. И при этом считают себя ценителями темы. Для них двуглавый орел — точно такая же «единица официоза», как и любая советская эмблема. Они не понимают, что эти явления существуют совершенно по разным принципам построения и употребления. Геральдическому материалу отказывают в его специфике.

— И этот «отказ в специфике» как-то проявляется в жизни? И что в итоге?

— В Федеральный конституционный закон о гербе Российской Федерации вошло образцово некорректное описание герба. Оно не только не содержит указания на важные особенности — на фасон корон, на поворот всадника, на расцветки некоторых важных с точки зрения геральдики деталей. Оно содержит ложные структурные формулировки. Например, в законе сказано, что лента соединяет три короны, хотя на самом деле она ничего не соединяет. Она отходит от средней короны, а то, что на рисунке она касается остальных корон, есть художественная вольность, воспроизводить которую необязательно.

Кстати, люди, привыкшие к серпомолоткоидальной символике, никак не готовы осознать фундаментальную особенность герба, которая заключается в отказе от изобразительного эталона. Даже если в акте, устанавливающем герб, утверждается, что у герба есть изобразительный эталон, на самом деле это не так. Сам по себе смысл понятия «герб» делает эту норму недействующей. Герб графически поливариантен — настолько, насколько это позволяет сохранять определенную иконографическую формулу. И поэтому, глядя на гербовое изображение, неподготовленный наблюдатель видит «картинку», а геральдист видит формулу, которая может быть выражена в тексте, в описании с той же полнотой, что и в рисунке.

— То есть герб — это формула, которая может быть написана разным почерком, разным шрифтом, но содержание от этого не меняется.

— Совершенно справедливо. И разница между геральдикой и графикой примерно такая же, как между поэзией и каллиграфией. Геральдическая графика может сколько угодно упражняться на одном и том же гербе, на свет могут являться вопиюще различные произведения графики, но это будет один и тот же герб. Причем не только с точки зрения кабинетного геральдиста, но и с точки зрения образованного юриста. Так вот, этот фундаментальный принцип графической свободы, как и множество других норм геральдики, на официальном уровне то вспоминают, то попирают.

— Но есть же Геральдический совет при Президенте России — пусть объясняет.

— Геральдический совет обычно готов встать на защиту геральдической грамотности, но он ограничен в своих возможностях. О федеральном уровне я уже сказал достаточно. Региональные акты иногда разработаны безупречно, а вот законы о символике Петербурга и Москвы являют собой образцы безобразной геральдической неграмотности.

— У кого хуже — у Петербурга или у Москвы?

— Мне, конечно, приятно констатировать, что московский закон хуже, но потом я вспоминаю своих московских друзей, и мне становится обидно за оба города...

Герб может быть пафосным. Но сам его пафос может граничить с гротеском (старинный герб дворян Явидов в графической версии М. Медведева)

— Чем правильный герб отличается от неправильного?

— Герб есть термин, сам по себе несущий определенную правовую нагрузку. В геральдической сфере чрезвычайно важна правовая составляющая. Она есть и там, где герб утвержден законом, но есть и там, где герб не только не утвержден, но и никак не защищен никакой писаной нормой. Но уже в самом понятии «герб», в традиции содержится достаточный правовой заряд, чтобы говорить о том, что личный герб, принятый человеком, является именно гербом, а не игрой, не имитацией и не стилизацией под герб — если, конечно, соблюдены определенные еще в XIV веке правила, сформулированные гениальным итальянцем Варфоломеем Саксоферратским и с тех пор служащие постулатами гербового права.

Вообще, апелляция к средневековому наследию совершенно необходима при любой геральдической работе — хотя бы и в случае с гербами областей, городов или людей в современной России.

— Но у России было одно средневековье, а у Западной Европы — другое.

— Одна из бед геральдики в России то, что ее пытаются рассматривать в контексте русистики. Тогда как на самом деле это только один из элементов контекста. Геральдика всегда существовала, жила, формировалась в контексте более широком, межнациональном, надгосударственном. И нельзя ее рассматривать исключительно в контексте одной страны, даже если мы имеем дело со страной, богатой локальными традициями, восходящими к самым глубоким историческим уровням, доступным геральдике, — как Франция, Британия, Нидерланды. К сожалению, есть специалисты, которые пытаются рассматривать геральдику, замкнувшись на специфике той или иной страны. В Нидерландах это, по счастью, не происходит, слишком часто там «пробегали» соседи, а в Британии это происходит достаточно часто. И тогда геральдические штудии вырождаются в компиляции. А специфическая тонкость геральдического материала улетучивается, как душа из слишком крепко сжатой в кулаке птицы.

Молодой русской геральдики это касается вдвойне. Я люблю сравнивать ее с евангельским рабочим, который последним пришел в виноградник. Поработал со всеми, получил свою награду…

— Были времена, когда мы думали о том, что в России все должно измениться, и непременно к лучшему. Серп и молот сменились двуглавым орлом. А что изменилось на невербальном уровне, внутреннем, что произошло с русской культурой, русским обществом в связи с возвращением понятий, таких как «поле», «пояс», «фигура»?

— Самое интересное и самое тривиальное при этом то, что серп и молот объективно стоят в одном ряду с перечисленными: серп и молот пришли в советскую парагеральдику из дореволюционной геральдики, как и красные ленты с колосьями. Советская символика — это, позволю себе сказать, жмых дореволюционной.

— Чем отличается герб дворянского рода от личной эмблемы?

— Отличие герба от иных эмблем — в построении, в традициях употребления, в принадлежности к определенному ряду.

— Объясните — как может быть герб у человека, который не является дворянином?

— Недворянская геральдика глубоко нормальна и отнюдь не является политкорректной аберрацией новейшей истории. Когда я говорил об экстравертности геральдики, я не упомянул социального аспекта, а зря. В безусловном большинстве стран мира, где когда-либо геральдика существовала, она была доступна для всех слоев общества. В XIII — XV веках, за небольшими исключениями, гербы могли быть и у благородного сословия, и у горожан, и у тех крестьян, которые считали это для себя уместным. Дискриминируемые слои общества — мусульмане, евреи — тоже пользовались гербами. Во Франции при Короле-Солнце торговца или аптекаря могли призвать к ответу как нарушителя закона, если он не имел герба и не регистрировал его. Однако так было не везде и не всегда. В Португалии, скажем, очень рано стали ограничивать, а потом и вовсе отменили права неблагородных сословий на гербы. В Речи Посполитой символы крестьян и горожан были осмыслены в русле иных, параллельных геральдике систем, так что польские гербы оказались исключительно дворянскими. А в Англии вовсе ввели нобилиарную систему, совершенно несовместимую с континентальной. В отличие от «нашей», двухчленной (дворянин — недворянин), в Англии существует система деления на титулованный нобилитет, «гентилитет» (gentry) и всех остальных — без четкой фиксации границы между двумя последними категориями. Между тем именно эта граница соответствует границе между дворянством и недворянством на континенте – или в соседней Шотландии.

— Получается, в Англии кто угодно мог завести себе герб?

— Нет, этому препятствует другой принцип — в Англии действует запрет на непожалованные гербы.

— Можем ли мы заключить из этого, что в нынешнем своем состоянии геральдика – это некая внесословная схема, и грубо говоря, любой человек может повесить герб на борт своего «хаммера» или «Жигулей», как встарь вешали на дверь кареты?

— Я просто сказал бы «да», если бы это не сужало спектр возможных вариантов. Живущий в полной нищете человек вполне может подобрать здесь — гвоздь, там — ложку и в порыве самоутверждения нацарапать на ней свой герб. И это будет точно такой же герб по геральдической серьезности, как и герб, сочиненный и повешенный на дверь «роллс-ройса» куда более состоятельным персонажем.

— То есть сейчас любой человек может завести себе герб и что угодно на нем нарисовать?

— Разумеется, герб не должен быть составлен в противоречии с принципиальными требованиями геральдической композиции, структуры, сочетания элементов. Есть великое множество тонкостей и хитростей, которые сильно различаются от страны к стране. Тем не менее, общий принцип понятен — это можно сравнить с грамматической правильностью текста для документа.

— А с кого, кстати, списали эту грамматику в России — с Византии?

— К счастью, ни с кого напрямую не списали. Пробовали имитировать ту или иную схему, но все попытки были творческие и со значительной степенью спонтанности. Благодаря неутомимым и не очень согласованным трудам десятка-другого выдающихся гениев, чудаков и идиотов в России сложился совершенно особенный геральдический диалект. Именно поэтому, в отличие от многих стран, которые начали строить свою геральдическую систему, форсируя свою самобытность, в России на протяжении длительного периода сложилась не подражательная, а по-настоящему своеобразная система. Русская геральдика оказалась не воспитанником-приемышем, а младшей сестрой в семье старших европейских сестер.

— И все это, как и многое другое, было грубо оборвано в 1917 году?

— Конечно, только не в 1917 году. После 17-го года многие не поняли, насколько наступил конец едва ли не всякой нормальной жизни. Гербы по-прежнему употреблялись, хотя и уже, и реже. Сочинялись новые. В «Трудах Ленинградского общества экслибрисистов» довольно глухо, но обсуждалась возможность принятия новых родовых гербов, отражающих новые чувства фамильного преемства... Одни пытались сориентироваться в геральдическом плане и в новой ситуации, другие пытались жить, как они привыкли, продолжали свою практику. Лукомский наконец позволил себе открыто пользоваться княжеским вариантом своего родового герба, право на который он никак не мог доказать до революции.

— Событие, которое стало роковым рубежом, можно назвать?

— Не думаю. Говорим ли мы о личных гербах, городских гербах, каждый из них имеет свою личную судьбу. Кое-где в глубинке умудрялись продолжать официально использовать дореволюционные городские гербы до тридцатых годов.

Герб может быть не лишенным иронии («внесословный» герб Звинчуков работы М. Медведева)

— Вот человек решил заказать герб. Что он должен сделать?

— Найти эксперта и художника — лучше, если в одном лице.

— А как отличить настоящего геральдиста от ненастоящего?

— Никак. По плодам их.

— Но ведь есть авторитетные организации: скажем, Международная геральдическая академия или Мадридская королевская академия генеалогии и геральдики, в которые Вы входите как член-корреспондент… Вообще, членство в геральдических организациях — разве не гарантия качества?

— Организации есть, но и во всем мире, и особенно в России не всегда легко отличить серьезную организацию от дутой. У нас все страшно спутано... В свое время чемпионами по организации чего бы то ни было в геральдической сфере оказались люди, которые были склонны выдавать себя за официальных геральдистов, действующих то ли от собственного имени, то ли от имени неких воображаемых династий и на основании неких воображаемых пожалований неких государей. Люди эти обладали и обладают амбициями в большей мере, чем познаниями в геральдике. Например, довольно многочисленная организация, именующая себя Всероссийским геральдическим обществом, — это фактически группа поддержки подобных неосновательных инициатив. Хотя огромное количество добросовестных ценителей геральдики, в основном — из провинции, туда в свое время вошли, и многие там так и остались.

Любой человек, который начинает увлекаться геральдикой и проходит естественный для растущего организма этап незрелости, хочет переделать геральдику под себя, под свои фантазии, начинает заново писать свод геральдических правил, надеясь уложить это в лучшем случае в сотни три пунктов, что является чрезвычайно оптимистической оценкой возможностей лаконизма.

— А у Вас таких желаний не было?

— Я, по счастью, закончил играть во все это очень рано, потому что рано начинал.

Люди иногда пользуются чужой незрелостью, иногда стараются перерасти собственную, что гораздо симпатичнее. Первое крайне характерно для нашего геральдического ландшафта, но и второе постепенно перестает быть экзотикой.

— Из Ваших слов получается, что в геральдике никому верить нельзя?

— Есть интернет-сайты, которые позитивно выделяются среди прочих геральдических и окологеральдических сайтов. Это «Геральдика.Ру» и «Геральдика сегодня».

Что касается собственно геральдического дизайна, то в России есть Гильдия геральдических художников. Человек, который нарисовал российского орла, народный художник России Евгений Ильич Ухналев, состоит в ней как член-основатель.

Есть официальные структуры в некоторых регионах. У них разные полномочия, разная степень компетентности, успешности в работе. Хочу особенно отметить геральдические ведомства Свердловской области и Республики Марий Эл — они доросли до того, что регистрируют личные гербы. Есть на федеральном уровне Геральдический совет, который на сегодняшний день приостановил свою работу, касавшуюся гербов личных, но государственными и муниципальными символами он благополучно занимается.

Старинный герб может претерпеть развитие в наши дни (дополненная версия старинного герба Ростроповичей; работа М. Медведева)

— Зачем нужен герб, если сегодня он не приносит фактической пользы?

— Люди, склонные с недоверием относиться ко всему по-настоящему традиционному, говорят: а какой смысл в недворянской геральдике вообще, и в современной России тем более? Они это относят и к дворянской геральдике, раз уж в современной России дворянства нет. Что обозначают эти гербы? Какой статус, какие привилегии? Мы еще можем сомневаться в том, что реальный набор привилегий был обозначаем дворянским гербом до революции, когда гражданское превосходство дворянина над недворянином было весьма эфемерным.

Но сегодня мы можем совершенно ясно сказать, в чем состоит статусный смысл герба здесь и сейчас. В современном здравом гражданском обществе за человеком признается некая правоспособность. Он несет ее, подобно корпускуле, имеющей некий собственный заряд. Когда человек от своего имени участвует в сделках, принимает решения, тогда-то и срабатывает эта его собственная правовая батарейка. Это не какой-то объем прав, которыми его наделяют писаный закон или государство, это то, что за ним самим признает цивилизованное правосознание. Человек оказывается в некоем малом, но конкретном объеме, носителем правовой самости. Это не государство в государстве, потому как означало бы сопоставление ничтожного государства с большим. Это лучше. Это просто самость. Это человек в государстве, в обществе, в мире. Вот это и есть герб, если правильно к нему относиться.

— А у Вас какой герб?

— Этот герб я сам сочинил и принял с соблюдением геральдических правил. Он не содержит каких-либо атрибутов, которые были бы узурпированы, атрибутов статуса, мне не принадлежащего, не содержит элементов, на которые уже принадлежат права кому-либо другому.

— Вы все о том, чего в Вашем гербе нет. Расскажите, что там есть.

— Главная задача герба не рассказывать, а обозначать. Главное не то, закладывал ли я какой-то определенный смысл в ту или иную деталь, а в том, чтобы вдруг, идя в городе Гороховце мимо гостиницы, мой приятель, увидев флажок с такими крестиками, свисающий из форточки номера, сказал: «О! Медведев здесь». И пошел бы ко мне пить чай. Вот это и есть задача герба.

ПУБЛИЧНОЕ

Выпускник кафедры истории средних веков исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, Михаил Медведев преподает на родной кафедре вспомогательные исторические дисциплины — геральдику, сфрагистику и историческую генеалогию.

Человек с такой профессией — геральдист и ученый — не может быть аполитичен. О себе Михаил Юрьевич говорит так: «Меня отчасти сформировал советский режим. Я полюбил то, что было тогда запрещено или порицаемо. Пожалуй, это было совсем неплохим ориентиром!»

— Насколько состояние геральдики в России отражает состояние российской государственности?

— У нас все очень сложно и неустроенно. Ситуация такова, что при массе очевидных недостатков и достоинств — все может в любой момент развернуться в гораздо худшую или, напротив, лучшую сторону. Любой конституционный принцип может быть нарушен, любое вошедшее в практику беззаконие может быть исправлено, это может быть сделано удачным или неудачным образом. Может случиться не предписанная никакой буквой случайность, которая принесет здешней части человечества великие блага. У нас безумно неустойчивая ситуация. Это касается и нашей эмблематики в той мере, в какой она является или готова являться геральдикой.

— К вопросу о статусе геральдики и гербов сегодня…

— Их положение нестабильно. Мы имеем дело с существованием определенных геральдических требований, которые формально признаны, иногда соблюдаются, но не защищены. Я уже сетовал на это положение.

— Мы беседуем в стенах Петербургского университета и не можем пройти мимо того, что Вы — внук легендарного ректора Александра Даниловича Александрова. Ясно, что многое, если не все, закладывается в человеке с детства… Чем Вы обязаны деду?

— Мне бы стоило бы об этом говорить гораздо дольше, чем о геральдике; я очень многим ему обязан. В том числе и по геральдической части. Дед обладал очень живым интересом к сфере социальной репрезентации. Его симпатии и воззрения в этой области изрядно контрастировали с его декларируемым марксизмом. Чего стоят фантазии о священном праве на жизнь в основе конституции идеального государства, о конституционно-монархическом устройстве как противовесе искусу культов личности, о дворянской титулатуре будущего — была у него и такая идея. По ночам в альпинистском лагере он учил меня петь «Боже, царя храни». Ему приписывают последовательный атеизм воззрений, а он был первым человеком, от которого я воспринял живой образ Бога. Сам дед, выросший в интеллигентной дворянской семье, получил атеистическое домашнее воспитание, но в русле культуры, все категории которой имели религиозное содержание. Отнюдь не намереваясь отказываться от личного отношения к Богу, дед предпочитал воспринимать Его через призму искусства. Поэтому он рассказывал сочиненные им притчи, где действовал Бог; с той же интонацией прибегал к образу Бога в литературе, а равно и в философии. На примере Бога дед показывал некорректность марксистской постановки «основного вопроса философии»: объективно существующий и данный в ощущениях Бог оказывается материальным, и вся дихотомия обнаруживает свою искусственность.

Дед, надо сказать, действительно был при этом марксистом – как Смилла [героиня романа П.Хёга].

Это одна сторона.

Еще одна вещь, которую я от него воспринял — любовь к геометрии, чему я тоже нахожу гербоведческое применение (сам дед над этим посмеивался, полагая геометрические явления слишком общими, а геральдику слишком частной для такого сопоставления). Я же люблю сравнивать герб с геометрической фигурой. Подобно геометрической фигуре, герб есть абстракция образованного человеческого сознания. Геометрическая фигура существует только в сознании человека, знакомого с геометрией, так и герб — это не картинка, не некая формула в геральдическом трактате, это то, что существует в сознании человека, который смотрит на герб в полноте или хотя бы в некотором богатстве представлений. В противном случае мы имеем набор цветовых пятен или литер. Формула может задавать геометрическую фигуру, чертеж может задавать геометрическую фигуру. И то, и другое — лишь способ вызвать некую абстракцию в сознании исследователя. То же самое и в случае с геральдикой.

— К вопросу о непрерывности геральдической традиции: Вы могли бы назвать своих непосредственных учителей в этой сфере?

— Прежде всего, я пришел в университет с намерением заниматься геральдикой в академическом ключе и на средневековом западноевропейском материале. Тогда это казалось невозможным: в официозном аспекте геральдика была еле терпима. Зато в плане исторической науки как таковой мне изумительно повезло. Со мной занимались феноменальные профессора — покойный ныне А.Н. Немилов и В.А. Якубский. Александр Николаевич, выдающийся историк искусства, ценивший геральдику именно в этом аспекте, всячески поддерживал мои опыты. Владимир Александрович, напротив того, критиковал их как поверхностные: он хотел видеть меня не «дисциплинщиком», а историком в более широком смысле. Трудно сказать, какое из этих двух влияний воспламеняло меня сильнее…

Великую честь называть себя его учеником мне даровал мой собственно геральдический учитель — один из выдающихся геральдических исследователей и художников минувшего века, покойный Бруно Бернард Хейм, архиепископ Ксанфийский, по происхождению германо-швейцарец, по долгу службы — ватиканский дипломат. До него человеком, которому я благодарен как собеседнику, был тоже, увы, давно покойный Леонид Моисеевич Соколовский. Выдающийся питерский медик, а еще — выдающийся библиофил, любитель разных курьезов, помнивший массу где-то вычитанных или услышанных деталей, донесший до меня множество отголосков того, что нигде не прочесть. Он понимал, что значит «знать в тонкостях» и чем это отличается от «любоваться». Геральдикой он предпочитал любоваться и делал это замечательно.

И есть масса людей, которые стали моими учителями посредством своих текстов. Это и дореволюционные авторы, например, Юрий Арсеньев – один из двух главных титанов в мире русских геральдических трактатов. И второй — человек, с которым позднее я имел удовольствие познакомиться: француз Мишель Пастуро. Он, в некотором смысле, является автором переворота в академическом подходе к геральдическим исследованиям в нынешней науке. Эйнштейном современной научной геральдики.

— Мы не можем обойти вопрос о геральдической графике. В русской традиции кто Вам ближе?

— Трудно кого-то с легкостью выбрать. Первый, кто мне приходит на ум, это барон Арминий Фелькерзам, разумеется. Потом Егор Нарбут. Великий Билибин так и не состоялся как геральдический график, но даже опыты, даже неудачи его важны и значимы.

Я уже говорил о том, что геральдическая мысль должна вернуться домой в науку, что гербовое право должно вернуться в контекст правоведения. Так и геральдические художества должны занять свое место, подобающее настоящему искусству. Русская геральдика безумно страдает от того, что огромная часть «Общего гербовника дворянских родов…» и, шире, всей графической работы с гербами была исполнена штатными и случайными рисовальщиками в манере весьма любительской. По крайней мере, с точки зрения передачи геральдической информации. Часть «Общего гербовника» была издана в черно-белом виде, а часть почти неизвестна публике, что совершенно смещает представления о российской геральдической традиции. А более всего известностью пользовался справочник фон Винклера о городских гербах, содержащий репродукции гравюр Полного собрания законов. Эти и без того не идеальные рисунки при перерисовке были эстетически огрублены до чрезвычайности. И геральдически тоже...

— Становятся ли люди лучше или хуже от того, что они живут по неким эстетическим правилам?

— Любое обобщение относительно — но, конечно, лучше. Хотя бы потому, что человек имеет некоторую волю к тому, чтобы себя как-то править и дисциплинировать, это помогает ему меньше зависеть от случая, помогает быть менее подверженным энтропии. В этом смысле тому позитивному, что в человеке есть, несколько легче выжить. Даже если мы примем тезис, который я сейчас не стану ни поддерживать, ни опровергать — о том, что красота нравственно нейтральна, — даже в этом случае она полезна в хозяйстве.

— Как Вы воспринимаете наличие борьбы в судьбе ученого, общественного деятеля? Продуктивна ли она, или укладывается в формулу «бодался теленок с дубом»?

— Это как Бог даст. Я понимаю, что говорю ужасно банальную вещь, что не делает ее менее справедливой: то, что укрепляет одного — ломает другого… Геральдика на это дала замечательный ответ в форме двух гербовых девизов. Гордый немец сообщает о себе: «Сломаешь, но не согнешь». Ему отвечает многоопытный ирландец: «Согнешь, но не сломаешь».

— А что Вам предпочтительнее?

— Лучше быть богатым и здоровым!.. Единственная вещь, которую я, как мне кажется, понимаю про эту жизнь: здесь мы живем вчерне; в силу известного поступка Адама все здесь не равно себе. Любое действие, хотя бы самое белое, отбрасывает какую-то тень. Мы обречены делать любой выбор почти вслепую, следуя ограниченным знаниям и совести, в надежде, что остальное устроит Провидение.

Интервью взяли Венера Галеева и Александр Гущин.

* * *

Первая публикация:
журнал «Санкт-Петербургский Университет», №14-15 (3737–3738), 29 06.2006; сокращенный текст беседы опубликован в журнале «Город», №23 (201), 26.06 – 2.07.2006.

На рисунке-заставке к материалу: фрагмент герба Михаила Медведева (авторская версия работы архиепископа Б.Б. Хейма).

* * *

Опубликовано на сайте «Геральдика сегодня» 27.06.2006